Мира Соловьева 

Своему учителю А. Д. Корчагину посвящаю

 

С 22-го июня начался отсчет военного времени и трудного пути к Победе над фашистской Германией.

Этим памятным летним днем люди у репродукторов и радио-приемников ловили каждое слово диктора, который мето-дично передавал сообщения правительства о начале войны и мобилизации военнообязанных. Его голос был cтрог, много-значителен, вызывал тревогу в сердцах, ненависть к врагу, решительность и готовность дать отпор захватчикам…

Таким встретил этот день восемнадцатилетний фельдшер Кобелевского медпункта Старицкого района, накануне закончивший Новоторжскую медицинскую школу, Алексей Дмитриевич Корчагин. Первым его желанием было ехать в Старицкий военкомат на сборный пункт. Но председатель сельского Совета остановил: «Медработник и здесь нужен, скоро и тебе повестка придет на фронт».

Юноша подумал о семье, что жила в д. Сельцо: «Как они там? Что переживают?». Отец и мать – простые колхозники, труженики. Сами недоедали – выучили сына, помогали продуктами. Алексей любил их и был им благодарен. Написал письмо, успокоил.

12 июля молодого фельдшера призвали в действующую армию и, как образованного красноармейца, отправили курсантом Полковой школы 111-го мотомеханизированного полка МВО в город Рязань. Затем он попал на курсы в Вольское военное училище химической защиты. Учеба давалась легко. Но молодые бойцы страдали от голода. Нагрузки учебные были большими, а пайки скудными. Слова: «Все для фронта, все для победы» были тогда не лозунгом, а жизненной необходимостью. Поэтому продукты тыл давал фронту, обездоливая себя.

Однажды на обед из увольнения не пришла группа  курсантов. Алексей Корчагин с товарищами дежурил по столовой. Ребятам разрешили съесть оставшиеся порции. Как друзья вылезали из-за стола, съев по 6–7 первых блюд, надо было видеть. Они шагали еле-еле, словно боялись расплескать, что поместилось в желудки – не согнуться. Только до кровати бы добраться, полежать, переварить. Кто-то и не донес злополучный суп до казармы. Потом долго смеялись над своим обжорством. Но это потом… А в те годы голод был мучительным… Руководство армии заботилось о квалифицированном комсоставе. И Алексея Корчагина вместе с несколькими товарищами отправили слушателем огнеметных курсов усовершенствования офицерского состава в поселок Кузьминки под Москвой.

Молодой командир с первых дней войны стремился на передовую. И наконец младший лейтенант А. Д. Корчагин попадает в 179 отдел Закавказского и Северо-Кавказского фрон-тов, в роту ранцевых огнеметчиков. Суровая действительность в момент рассеяла романтические представления о борьбе с врагом, о подвиге, о славе.

1942 год. Шли тяжелые бои за города Кавказа и Кубани: Моздок, Орджоникидзе, Минводы, Кропоткин, Краснодар, Армавир. Немец был силен, хорошо вооружен, имел много техники. Нашим частям приходилось упорно обороняться, неся большие потери.

В устье реки Кубани, где на больших пространствах тянулись болота и плавни, заросшие камышом, рота ранцевых огнеметчиков под командованием А. Корчагина получила приказ укрыться в плавнях, ночью делать вылазки в тыл врага, днем же готовиться к операциям, сушиться, приводить в порядок боевое оружие, отдыхать. Целый месяц жили бойцы на болотных кочках и на сооруженных из камышей плотах, а то и по пояс в воде. Плоты разбухали, опускались в воду, заставляя то и дело уставших солдат просыпаться и сооружать себе новое ложе. После обстрелов и бомбежек раненым иногда не успевали оказать помощь: их поглощало болото. В затишье трупы солдат вылавливали и уносили подальше от места дислокации роты. Продукты, курево, патроны намокали, приходилось их то и дело сушить. Ноги распухали, обувь теряла форму. Это была настоящая пытка. Началась эпидемия малярии. Люди болели воспалением легких. Отказывали почки. Но приходилось держаться – приказ есть приказ. С вечера до утра донимал проклятый густой туман, при котором в десяти шагах уже ничего не видно.

Однажды Алексей Дмитриевич, обходя свое подразделение, заблудился в тумане. Вышел на твердую землю: «Ага, берег!». Вдруг слышит невнятную речь – обрадовался, пошел на звук. Видит: киноэкран, фильм солдаты и офицеры смотрят прямо на улице. Пригляделся: а головные уборы-то… немецкие! Застыл советский командир, как вкопанный – фуражка подмышкой, ворот распахнут, рот тоже. Во, попал! Один фриц подвинулся на скамейке, пригласил жестом садиться и снова глазами в экран уперся. Не заметил знаков отличия, да и не подумал, что рядом враг. «Nеin, nein! Ich will schlafen» (Нет, нет! Я хочу спать!), – бормотал советский офицер, махнул рукой, мол, не до этого – отошел в туман. Сердце бешено стучало. Осмотрелся, быстро пошел обратно, замечая путь узлами из камышей. Вскоре вышел к своим, доложил начальству о происшествии, и рота ранцевых огнеметчиков снарядилась в путь. К утру подкрались к немцам и «дали прикурить». Неожиданность нападения принесла успех. За эту операцию А. Корчагин получил свой первый орден Красной Звезды и первое ранение в руку. От госпитализации отказался. Лечился сам и оказывал первую помощь раненым однополчанам. Медицинские познания оказались кстати. Командир с фельдшерским образованием – находка для солдат. Многим боевым друзьям спас Алексей Дмитриевич жизнь. В 1943–44 годах рота огнеметчиков с 4-ым Украинским фронтом участвовала в боях за освобождение Таманского полуострова, Новороссийска, форсировала Керченский пролив с высадкой на Крымском побережье.

Был Алексей Дмитриевич контужен, получил еще ранение в ногу при освобождении г. Керчи. 44 год – бои за освобождение стран западной Европы. Победу встретил в Праге. Чехи принимали советских солдат как освободителей, были очень дружелюбны, давали кров. Алексея Дмитриевича направляют на должность начальника химической службы 72-го Отдельного штурмового инженерно-саперного батальона, потом в Приморскую армию ПВО. И только в июне 1946 года он демобилизовался в звании старшего лейтенанта.

Домой прибыл с медалями и орденами на груди: Красной Звезды, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, За боевые заслуги, За оборону Кавказа, За освобождение Праги, За победу над Германией. Мать радовалась, говоря: «Не зря я день и ночь молилась за тебя, сынок!». Алексей Дмитриевич в дни войны часто был на волосок от смерти, но всегда возвращался в строй, как будто и вправду хранила его молитва матери. Вспомнил, как на фонте при разговоре с боевыми товарищами в их круг залетела мина. Все погибли. Один он получил легкое ранение в лицо. Этот боевой шрам даже шел ему… Жаль, отец с фронта не пришел. Гордился бы сыном. Кончилась война.

Отдохнул, огляделся боевой командир – надо гражданскую жизнь налаживать. Военная гимнастерка, перетянутая скрипящими офицерскими ремнями, орденская ленточка на груди – чем не жених? Познакомился бывший воин с очаровательной учительницей средней школы. Та посоветовала обратиться офицеру в РОНО, чтобы назначили его преподавать в школе военное дело. Так стал бывший командир огнеметчиков и начальник химической защиты учителем. Это было в 1946 году. Через год поступил заочно на литфак Калининского пединститута, через 5 лет преподавал уже русский язык и литературу в 5–10 классах.

Подростки его обожали: боевой офицер, начитанный, эрудированный, умел найти общий язык с каждым учеником. Старшеклассницы влюблялись в него – застенчивый такой, улыбчивый, тонко умел шутить, интересно рассказывал про войну, про книги, вел стрелковый кружок.

Осенью и зимой, бывало, допоздна не уходили из школы супруги Корчагины – уроки, дополнительные занятия, проверки тетрадей, кружки, общественная работа. На паром к переправе ребятишки провожали их почти всегда с гамом, с шутками, возней. Как учителя управлялись тогда со всеми обязанностями, делами? Да еще надо было три с лишним километра пройти, чтобы до деревни Сельцо добраться. А перевоз через Волгу сколько времени отнимал!

К 40 годам старые раны солдата стали давать о себе знать. Перенесенная на фронте малярия и неоднократное воспаление легких дали осложнение на печень. Алексей Дмитриевич долго крепился, не подавал виду, лечился своими средствами. Работал в РОНО заведующим методическим кабинетом, преподавал военное дело, гражданскую оборону в школе.

Конец 70-х… Силы на исходе. Алексей Дмитриевич много болел, но продолжал работать. В конце сентября 1981 года его не стало.

Я была близка с семьей Алексея Дмитриевича и знала все её проблемы. Я очень страдала и ругала себя за то, что опоздала с цветами и поздравлениями к Дню учителя, до которого он не дожил несколько дней в тот злополучный 1981 год. Вечная память ветеранам войны, павшим в боях и умершим от ран в мирное время. Слава тем, кто остался в живых, пройдя ад военного лихолетья.

 

 

От admin

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Powered by Moblie Video for WordPress + Daniel Watrous