Артёмке восемь лет. Он весёлый, непоседливый и любознательный: с машинками поиграет, полистает книжки с картинками, по комнатам побегает, не знает, чем себя ещё занять. Как только бабушка Люся, управившись с делами, усядется на кухонный табурет или на диван, внук тут как тут: « Почитай сказку или расскажи про своё детство. Ты, наверное, озорницей росла?»
Бабушка закрывает на минуту глаза, мысленно возвращаясь в прошлое:
— Было не до озорства, Артёмушка. Мне уже четвёртый годок пошёл, как началась Великая Отечественная война, и радость детства была омрачена бомбёжками, голодом, гибелью людей. Жили мы тогда ( я, старшая сестра Тамара и мама) в Калинине. Это красивый город на реке Волге с белыми храмами, старинными дворцами, зданиями, зелёными аллеями, скверами и парками. Фашистские самолёты безжалостно разрушали дома, вокзал, железную дорогу, мосты. Было страшно. Мы прятались во время налёта в погребе на огороде. Сидели тихо, как мышата, и тряслись от ужаса.Было это осенью 1941 года. После одной из бомбёжек послала мама нас с Тамарой разживиться продуктами, оставшимися от разбомблённого товарного состава после налёта немецкой авиации. Дом наш стоял на 4-ой улице за Линией. Это совсем недалеко от переезда через пути. Сестра захватила холщёвую торбу и потащила меня на «железку». Тут вовсю кипела работа : меняли покорёженные рельсы и шпалы, укрепляли насыпь. Не мы одни пришли искать лёгкой поживы: старики, подростки, дети усердно перебирали вывороченную землю с остатками продуктов и другого испорченного товара, подметали в уцелевших вагонах крупу, соль, находили и пробитые осколками консервы. О, как радовались тогда каждой удачной находке! Дома крупу через сито промывали. А земля , попадавшая вместе с солью в еду, противно скрипела на зубах. Два дня мы ходили сытые и довольные. Но однажды, сразу после авиа-налёта, побежали на место происшествия к железнодорожным путям, чтобы опередить конкурентов, и чуть ни погибли. Отбомбившихся и возвращавшихся на свою базу бомбардировщиков сопровождали истребители. Они-то и начали стрелять по людям.
— И как же вы уцелели? Небось, и ноги подкосились от страха?
— Ты угадал, внучек. Бежали, падали, карабкались по насыпи, кричали. Думали: «Всё! Конец!» За нами парень нёсся с криком «ложись! Догнал, толкнул в яму — и на нас бух! Тяжёлый, что мешок с картошкой. Когда наступила тишина, я хотела подняться, да не тут-то было. Тамара высвободилась из-под него, стащила с меня…а он мёртв. Спас нас от смерти! Помчались мы домой за подмогой. Ног под собой не чуем. Смерть в лицо увидели! Мне даже плохо стало: побледнела, рвёт, ноги-руки, как ватные. Тамара повела людей к погибшему парню. После этого случая мать запретила нам ходить на железную дорогу, да мы и сами не рискнули бы.
Мира Соловьева